Батяня-комбат. Часть 3. Они летят!

Ljon'chik

Оперативная комната. Оперативка. Нервный центр части. 24 часа в сутки здесь дежурят, сменяя друг-друга, сержанты-оперативники/цы под начальством офицера-оперативника. Это царство радиостанций и позывных, журналов и дневников, шкафов, забитых папками с версиями действий и стен, завешанных картами и аэроснимками. Есть оперативки, где не найти покоя ни днём ни ночью. Где днём судорожно чертят, готовят, инструктируют и подшивают, а ночью напряженно вслушиваются в динамики приёмников, и, звоня одновременно по трём телефонам, переключаются с частоты на частоту, принимают сообщения от частей и передают их дальше, вызывают подмогу и вертушки для эвакуации, координируют огонь и подбадривают заброшенную куда-то засаду, которую обнаружил противник и она уже час пытается уйти из-под миномётного огня, а вертолёта всё нет и нет. А есть оперативка базы общевойскового КМБ. В полночь здесь царит тишина. На прогнившем диване свернувшись калачиком спит разводящая, сержант дежурного караульного взвода. Время от времени она сладко потягивается и, переворачиваясь на другой бок, шепчет во сне. Если бы кто-нибудь прислушался, то разобрал бы, наверно, обрывки фраз "Декер, отстань" или "Декер, не сегодня, я устала", но прислушаться некому, и неуставные отношения между разводящей и ротным старшиной Декером останутся до поры до времени в тайне. Единственный свидетель этих непроизвольных признаний, сежант-оперативник Гена, кемарит, свесив голову над радиостанцией VRC. Время от времени голова его опускается ниже безопасного уровня и тогда раздаётся характерный звук, напоминающий о детстве и незабвенном Винни-Пухе, спускавшемся по ступенькам головой вниз. В таких случаях Гена открывает глаза, встрепенается и начинает судорожно писать что-то в журнале лишь с тем, чтобы опять отключиться полминуты спустя, до следующей встречи его лба с радиостанцией. Тихо в оперативке. Молчит даже приёмник на частоте караульных - смена зашла час назад и уже задремала, быстро исчерпав запасы новых анекдотов.

Внезапный стук в обшитую железом дверь сарая, где распологалась оперативка, нарушил ночную идиллию. На ходу протирая глаза, Гена кинулся отпирать. Отпер - и остолбенел. На входе, с каской на голове и автоматом на изготовку, в полной выкладке стоял комполка. Батя. "Они летят!" - сказал Батя, и глаза его зажглись нехорошим светом.

Час спустя, обеспокоенный молчанием не отвечавшего на позывные сержанта-оперативника, дежурный офицер Шломо с мыслью "Заснул, гадёныш!" ворвался в незапертую дверь оперативки. Комната пустовала. От сладко спавшей разводящей осталась лишь вмятина на обивке дивана. На столе сержанта одиноко лежал наполовину заполненный журнал. Шломо молча вставил магазин и тихо передёрнул затвор. В 800-ах метрах от границы с Газой из оперативки не исчезают. Аккуратно, не закрывая дверь, вышел и стал продвигаться вокруг здания, беря углы дулом вперёд. Вернувшись к двери, не заходя в прямоугольник падавшего из оперативки света, Шломо присел на корточки и стал прислушиваться. Сверху, над головой, раздался шорох. Реакция была мнгновенной - прыжок в сторону, разворот, приземлился на колено, предохранитель снял ещё в движении, приклад резким толчком в плечо, прицел на вскидку... на крыше, в полной выкладке, с каской на голове, стоял Гена. В руках он держал бинокль, в который с неподдельным интересом разглядывал освещённые окна офицерского этажа женской общаги. Шломо глубоко вздохнул, сосчитал до десяти, и ласково спросил:"Гена, всё в порядке?" Как именно следовало разговаривать с сумасшедшими солдатами, он не знал, но то, что никто в здравом уме не покинет оперативку и тем более не полезет на её крышу в полной выкладке, не подлежало сомнению. "Угу,"- донеслось сверху,-"Только холодно здесь, а куртку я внизу оставил." "А хули ты на крыше делаешь? Башкой об VRC ебанулся, что-ли, ты же пост покинул!" - загремел Шломо. Генин ответ, как впрочем и всё ночное дежурство, он потом долго и безуспешно пытался забыть, так как с тех пор, встречаясь с комполка, он отдавал честь боком, ладонью закрывая лицо, чтобы ничем не выдать безудержного хохота, клекотавшего у него внутри.

В пятнадцать минут первого комполка ворвался в оперативку с криком "Они летят!" Разводящая была тут же отправлена по постам, где ей следовало лично разъяснить всем караульным, что в эту ночь ожидается нападение вражеского десанта на базу, в связи с чем всем следует глядеть на небо в поисках летящих со стороны Газы дельтапланов, и в случае обнаружения таковых, открывать огонь на поражение. Сержант-оперативник в полной выкладке был послан на крышу, где ему надлежало обозревать ночное небо в бинокль и в случае нападения - прыгать вниз и поднимать тревогу. Отдав приказания, Батя успокоился и отправился обратно спать.

На следующее утро офицер-оперативник дозвонился в штаб округа и попытался получить разъяснения. На другом конце провода схватились за голову – какие дельтапланы?! Почемы нам не доложили?! Оперативник быстро извинился, сослался на неразборчивый почерк дежурного, бросил трубку и задумался. Затем, приняв решение, набрал новый номер. "Медсанбат? Доктора дежурного позови к телефону." - кинул он в трубку...

Совещание старшего комсостава открыл оперативник с докладом о ночном дежурстве:"За ночь проишествий не было. Личный состав на утреней поверке соответствует вчерашней вечерней. Ваше ночное приказание сержантом-оперативником было выполнено, противник не обнаружен." ММ широко открыл глаза:"Какое приказание? Какой противник?!" Присутствовавший военврач, предупреждённый по телефону оперативником, удивлённо покачал головой и записал в свой блокнот:"Батя - склероз или лунатизм. Хуёво." Офицеры переглянулись – многим из них впервые довелось служить под командованием сумасшедшего, и они с ужасом ожидали продолжения, которое, впрочем, не заставило долго ждать.